Новости

Савва Мамонтов – человек незаурядный, масштаб личности которого сложно оценить, не углубившись в биографию его.

И то, есть шанс, что возникнет непонимание: как один человек смог столько всего создать, построить, организовать, повлиять на развитие искусства (в самом широком смысле слова) на рубеже веков, да и всей русской (и не только) культуры в целом.

Художник Нестеров, с которым Савва Иванович то был дружен, то не очень, дал ему прозвище Савва Великолепный, ироническое, конечно, но справедливое до крайности. Так он говорил: «Ну что ты тужишься? – Играешь в Лоренцо Медичи? Далеко тебе до Лоренцо Великолепного. А, впрочем, если хочешь, будь «Саввой Великолепным»».

Широкими мазками нарисуем портрет этого человека, его характер, отметим громадные заслуги перед страной, которую любил он безмерно.

Наследник промышленной империи

Родился будущий промышленник и меценат 3 октября 1841 года в городе Ялуторовске, что за Уралом, в семье предпринимателя. Примечательно, что место это, хоть и находилось в чудовищной удаленности от столиц, располагалось на дороге, по которой перевозили декабристов в ссылку. Здесь осели многие ссыльные, люди большого ума и хорошего образования. Отец Саввы Ивановича занимался винным откупом, уплачивал в казну налог на алкоголь и имел право продавать его по собственным ценам. Предпринимательский дух его был настолько силен, что вскоре места в глубинке стало мало, и семья начала перебираться все ближе к Москве, где и осела в 1848 году. Окончательно обосновавшись, Иван Федорович, организовал Закаспийское торговое товарищество, прикупил акции Московско-Курской железной дороги и влез в строительство Московско-Ярославской железной дороги.

С детства Савва Мамонтов обладал талантом чувствовать дух прогресса. Новое влекло его неимоверно, он впитывал, как губка все, что его интересовало. Но столь же неистово отвергал то, к чему не лежала душа. Обладая серьезным умом, учеба, тем не менее, тяготила его. Дети Мамонтовы не получали домашнего образования, популярного среди купцов того времени, все они учились в гимназиях и университетах.

По-настоящему привлекала Савву артистическая среда. Он любил театр и ходил по несколько раз на неделе смотреть постановки, запоминая партии наизусть, сравнивая актерские составы, комментируя скупые тогда еще декорации и другие детали. Увлечение это огорчало отца, тогда уже серьезного промышленника, считавшего театр ребячеством, вредным и деструктивным.

Иван Федорович до поры до времени поддерживал сына, помогая получать образование. Учеба на юридическом факультете, однако, не сделала из Саввы юриста, но превратила в завсегдатая театральных студий и кружков. В 1862 году отец буквально ссылает сына работать в Баку на благо семейного дела. Уже тогда он понимает, что именно Савве предстоит занять место у руля после его кончины. Савва страдает, тоскует по Москве, по культурной жизни. Душа его рвется домой, на все попытки убедить отца вернуться, получает отказы. Важно уже упомянуть о силе духа, уме и воле этого человека. Савва Мамонтов решает смириться, и как можно лучше себя проявлять в рабочих вопросах, вернуть утерянное доверие. Из Баку его направляют в Персию налаживать продажу русского товара в опасном, далеком и непонятном русскому сердцу крае. И Савва блестяще справляется с задачей. Отцом ему дана амнистия, Москва встречает уже успешного молодого коммерсанта.

Итак, Савва Иванович стал преемником Ивана Федоровича, получив в управление главное дело отца – железнодорожное строительство. В 1865 году он венчается с Елизаветой Григорьевной Сапожниковой, девушкой большого ума, широкой души и глубокой религиозности. Вместе они выезжают в Европу, в Италии знакомятся с «русскими римлянами», в этот период начинают формироваться зачатки того, что в скором будущем превратится в Абрамцевский, или Мамонтовский кружок. Там пара знакомится с находящимися в пенсионерских поездках Поленовым, Репиным… Здесь же, в Риме, скульптор Антокольский дает Савве Ивановичу уроки лепки и отмечает у него незаурядный талант, широкую манеру, которой многие мастера учатся годами, зоркий глаз, чувство гармонии. Мамонтов не может сопротивляться увлеченности искусством, что разгорается в нем неистовой силой.

Жизнь в Абрамцеве 

Но вернемся в Россию, в Абрамцево. Иван Федорович свое поместье Киреево, где Савва Иванович и Елизавета Григорьевна (уже с детишками) проводили летние месяцы вплоть до его смерти, оставил в наследство старшему сыну, Федору. Старик здраво рассудил, что предприимчивый Савва сам сможет обеспечить себе любую недвижимость, какую захочет. И вместе с супругой молодые начали подыскивать себе место.

Кто-то посоветовал посмотреть имение писателя Аксакова, близ Хотькова монастыря, выставленное на продажу наследницей, дочерью Софьей Сергеевной. Мамонтовы долго не сомневались, одного посещения хватило, чтобы понять, что именно в этом уединенном месте они хотят проводить лето, растить детей, наслаждаться русской природой. А природа здесь действительно живописна. Вертлявая речка Воря, богатейший лес, два пруда, обветшалый, но не разрушенный еще дом с красной крышей и удивительный интеллектуальный дух (при жизни писателя здесь бывали и Гоголь, и Тургенев) – все это показалось таким родным, что в несколько дней сделка была осуществлена. Сразу же, весной 1870 года приступили к реставрации. Тем же летом заселились, а осенью родился третий сын Мамонтовых Всеволод.

У старшего сына, Дрюши, тем временем разыгралась болезнь почек, которая впоследствии убила его совсем молодым человеком. Решено было на холодные месяцы уезжать в тепло, в Италию. А летом… летом ждало Абрамцево. Постепенно все друзья-художники получают приглашения провести недельку-другую в бывшем имении Аксакова, отдохнуть, поработать, подышать чистым воздухом. Из Европы начинают возвращаться главные творцы нового русского искусства. Вот ведь парадокс. Как бы хороша и красива ни была Италия, какие бы пленительные сети не расставлял перед русскими Париж, как бы ни прельщали Лувр и Уфицци, душа тянулась назад, в Россию. Творческий кризис в Европе едва ли миновал Поленова, Репина и молоденького Серова.

Мамонтовский кружок

Искусство было тем единственным, что Савва Иванович любил искренне и горячо. И как ни старался отец вытравить из него эту страсть, задачу свою выполнил лишь отчасти, приучил сына к регулярной работе и деловитости, развил самодисциплину, но от искусства не отвадил. Дар Мамонтова видеть новое и распознавать незаурядных, талантливых людей, улавливать самое главное в их дарованиях привело к тому, что Абрамцево постепенно превратилось в творческую дачу.

К 1880-му году определяется негласная структура художественного кружка, который спустя много лет назвали Мамонтовским. Савва Иванович под одной крышей (и в прямом и в переносном смысле) объединил художников нескольких поколений. Здесь уживались и старшие – И.Е. Репин, В.Д. Поленов, В.М. Васнецов, скульптор М.М. Антокольский, и младшие – В.А. Серов, К.А. Коровин, Е.Д. Поленова, А.М. Васнецов, М.А. Врубель, М.В. Нестеров, И.С. Остроухов и другие.

Центром круга, конечно, был Савва Мамонтов, взявший на себя все финансовое обеспечение. Оказывая серьезную материальную поддержку художникам (платил за жилье, давал заказы), он вдохновлял, организовывал работу, придумывал, стимулировал. Так получается, что состояние дел этого крупного уже промышленника имело прямое влияние на русское искусство последней трети XIX века, а история российской железной дороги тесно переплетена со становлением русского модерна.

К Мамонтову тянулись и художники первой величины (Репин, Васнецовы, Поленовы, Серов, Врубель, Коровин и др.), и более скромные, но не менее талантливые живописцы (Кузнецов, Неврев). Все образованные, интеллигентные, увлеченные, внутренне сонастроенные, разделяющие общие ценности, люди. Это было свободное, даже стихийное объединение художников, существовавшее на принципах демократизма и доброй воли, без четких границ, устава или названия; в него никто не вступал, никто не выбывал, оно никого не обременяло обязательствами, и именно поэтому просуществовало так долго.

В Абрамцево главенствовала идея художественного братства, наполненная творческими поисками, игрой, перевоплощениями, серьезными размышлениями и даже спорами о судьбах отечественного искусства. Художники работали сообща, жили будто коммуной, но тот, кто искал уединения, неизменно находил его. Савва Иванович умел не только разглядеть талант, но и удовлетворить базовые потребности артистической души. Дом Мамонтовых постепенно получает широкую известность как культурный центр, где воплощаются идеи эстетизации русской старины и воспитания общественного вкуса путем активного внедрения искусства в повседневную жизнь.

Творческие мастерские Абрамцева

Кипучая натура Мамонтова, подкрепленная обожанием художников, постоянно искала новое. Но зоркий и глубокий взгляд был направлен в прошлое, в глубину, где таилась вся суть русского декоративно-прикладного искусств, где существовали диковинные по своей красоте вещицы, мотивы, орнаменты. Зараженные интересом Саввы Ивановича, участники кружка начали путешествовать по деревням, искать аутентичные вещи, выкупать их, переиначивать их образы на современный лад.

В 1881 году, гуляя по окрестностям Абрамцева, Репин с Поленовым обнаружили удивительной красоты доску, покрытую старинной резьбой и украшавшую фасад избы. Доску эту они благополучно выторговали, принесли в Абрамцево. Потом находили другие предметы, собирали коллекцию. Первые экспонаты ее ясно указывали на то, что у народа были и мастерство, и вкус. Но со временем и то и другое, без должной поддержки, загнулось. Так и родилась идея разбудить народное творчество, поднять в России индустриальное искусство.

Так, в 1882 году в Абрамцево была образована столярно-резническая мастерская, вдохновительницами и хозяйками которой стали Елизавета Григорьевна и Елена Дмитриевна Поленова, сестра Василия Дмитриевича Поленова. Вместе они стали создавать удивительную художественную мебель и предметы быта, обучать столярному делу детишек из Абрамцевской школы, одним словом, возрождать, по-женски нежно и заботливо, древнее ремесло. Здесь и сейчас нарождался русский модерн, наиболее полно развернувшийся в неорусском стиле. В 1881-1882 годах коллективными усилиями участников кружка была построена деревянная церковь Спаса Нерукотворного, вошедшая затем в историю русской архитектуры.

Настоящей же отдушиной для Мамонтова стала гончарная мастерская. Савва Иванович любил быстрый результат, это было в его характере, поэтому вместе с единомышленниками, осваивая новое дело, наделал массу ошибок. Ведь для того, чтобы посуда не трескалась после обжига, ее надо подольше оставлять в остывающей печи, чтобы краска не слезала, ее надо закреплять специальными составами, да и краска нужна какая-то специальная. Так, на работу в Абрамцево заведующим мастерской был приглашен молодой технолог-керамист Петр Ваулин, который впоследствии станет известнейшим художником-керамистом.

Керамикой занимались понемногу все художники: В.А. Серов, К.А. Коровин, В.М. и А.М. Васнецовы, В.Д. Поленов, А.А. Киселев, М.В. Якунчикова-Вебер, позже А.Я. Головин, сам С.И. Мамонтов. Каждый находил в этом занятии что-то свое, но настоящую художественную идею, высший смысл, мастерская обрела только после появления в ней Михаила Врубеля в 1890-ом году. Застенчивый, страдающий душевным недугом, непризнанный в Киеве художник, который и досыта никогда не ел, оказался обладателем богатейшего таланта, многостороннего, многогранного. Савва Иванович и Елена Григорьевна создали ему комфортную среду для работы, предоставив возможность творить не хлеба ради, а искусства для. И как необыкновенно раскрылся его гений в тепличных условиях.

Мамонтов с Врубелем серьезно увлеклись майоликой. Врубель придумал делать камины и печи, вазы, изразцы, статуэтки. В этом увлечении раскрылась разносторонняя одаренность художника, колориста и декоративиста, способного мыслить пластически и конструктивно. Спустя несколько лет, в 1896 году изделия Абрамцевской гончарной мастерской произвели фурор на Нижегородской промышленной выставке, получив золотую медаль. В том же году мастерская покинула стены Абрамцево и уже в Москве переродилась в «Керамико-художественную гончарную мастерскую “Абрамцево”». Изделия столярной мастерской, и керамика «Абрамцево» продавались в «Магазине русских работ» на Петровских линиях, проект оформления которого был создан Врубелем.

В 1900 году подопечные Саввы Мамонтова во всей красе демонстрировали свои работы на Всемирной выставке в Париже. Абрамцевская керамика стала для жюри эталоном национального стиля в профессиональной художественной интерпретации. Майолики Абрамцева сравнивали с «музыкой в пластике и цвете», а технологическая мысль Петра Ваулина, помноженная на творческий гений Михаила Врубеля, превратили простое ремесло в искусство высшей пробы.

Первая Московская частная опера

Вернемся в 1863 год. После возвращения с Востока Савва Иванович заболел. Его подкосил и непростой климат, и мучившая его душевная тоска. Отец отправляет молодого человека в Милан поправить здоровье и развеяться. Путешествие такого творчески развитого человека не могло не иметь последствий для его натуры. Там он знакомится с итальянской оперой и начинает брать уроки пения. Голос его необычайно сильный, мощный, производит впечатление на учителей. Позже, на благодатной почве Абрамцева, зарождается любительский оперный театр, который, сперва существовал хохмы ради, но, как бывало уже не единожды, все участники кружка быстро увлеклись, втянулись, начали экспериментировать с декорациями и костюмами. Художественные чтения (эдакий веселый балаган) перерастают в постановки живых картин: Поленов ставил «Демон и Тамара», «Русалка», «Апофеоз искусств», Прахов – «Жницы», «Юдифь и Олоферн».

На основе опыта домашней сцены Мамонтов, не знавший полумер, как и не знавший преград, организовал Русскую частную оперу (1885-1891, 1896-1899). Это была первая опера, которая показала зрителю, привыкшему к итальянским постановкам, как прекрасен, незауряден, самобытен национальный оперный репертуар. Новаторство Мамонтова в этой сфере заключалось в пропаганде русского народного творчества, исторической правды прошлого, искусно сочлененной с былинными сюжетами. Его стараниями впервые были утверждены новые принципы единого постановочного решения, заложены основы для бурного расцвета отечественного театрально-декорационного искусства, прославившегося на весь мир.

Конечно, дерзкую инициативу, ставшая противовесом императорским опере и театру, освистали. Над художниками и актерами откровенно насмехались. Но не таков был характер Мамонтова, чтобы опускать руки. И он добился признания. На его сцене расцвел буйным цветом гений Федора Шаляпина, неизвестного, затюканного. Ему, обладателю исключительного по силе своей, но бесцветному тогда еще, басу, Савва Иванович разъяснил простую истину: в опере надо не только хорошо петь по нотам, но и играть, вживаться в образ. И это было правдой. На сцене постепенно оживал Иван Грозный, который, не раскрывая рта, одним взглядом своим способен был поселить в зрителях ужас. А по одной только поступи Ивана Сусанина было сразу видно, что он из бояр.

Шаг за шагом Мамонтов разворачивает на полную катушку, свои идеи: чтобы опера звучала, необходимо изучать историческую обстановку, психологию персонажа. На сцене должен быть полный ансамбль музыки, пения, игры, декораций, костюма. К.А. Коровин, М.А. Врубель, В.Д. Поленов, В.М. Васнецов, С.В. Малютин создают декорации, приглашаются отечественные композиторы и даже итальянский дирижер заменяется затем на русского, способного, по ощущениям Мамонтова, гораздо больше понимать и чувствовать национальный колорит в музыке. 

В сезоне 1897-1898, после премьер «Опричника» Петра Чайковского, «Хованщины» Модеста Мусоргского, «Бориса Годунова» Римского-Корсакова Савва Иванович писал: «Наблюдается знаменательное явление. Публика резко выражает симпатии к русским операм, а из иностранного репертуара ничего знать не хочет. Хорошо исполненные «Ромео и Джульетта» или «Самсон и Далила» не собирают и трети театра. Словом, князья, бояре, витязи, боярыни, простонародье, скоморохи со сцены не сходят». Вот лишь некоторые произведения (помимо уже упомянутых), сыгранные в Частной русской опере за годы ее существования: «Сказка о царе Салтане», «Псковитянка», «Снегурочка» и первая опера-былина «Садко» Римского-Корсакова, «Руслан и Людмила», «Жизнь за царя» Глинки, «Мазепа» Чайковского.

Савва Иванович поставил перед собой задачу – приучить москвичей к русской опере, и реализовал ее блестяще. Дорогостоящая самодеятельность переросла в настоящий триумф. Большой театр и Мариинка локти кусали. Именно Мамонтов открыл известных певцов и дирижеров — Надежду Салину, Федора Шаляпина, Сергея Рахманинова и Николая Ипполитова-Иванова.

Железные дороги, тревоги и грустный финал

Вернемся к основной деятельности Саввы Ивановича Мамонтова. Он строил железные дороги, и промышленная империя его расширялась. Сразу после смерти отца он продлил ветку от Ярославля до Костромы. Решение это вызвало много споров. Русский север в то время был практически не освоен, и скудный торговый оборот не окупал затраты на строительство. В 1878 году была открыта Донецкая железная дорога. И снова за спиной пересуды и недовольство, обидные вердикты «бесполезная затея», «бездоходная дорога». Спустя четыре года ее довели до Мариуполя, что открыло возможность доставлять уголь к морю. В 1897 году пошли поезда от Костромы до Архангельска. Оба проекта имели судьбоносное значение для страны во время Первой мировой войны.

Строительству Архангельской дороги предшествовал любопытный эпизод. В 1894 году министр финансов Витте пригласил Савву Ивановича в числе небольшой компании особо предприимчивых промышленников в путешествие по Двине до Архангельска, а затем вдоль берега до небольшого поселения Мурмана. В этой наполненной впечатления поездке Мамонтов очень сблизился с Витте, который также проникся глубокой симпатией к этому деятельному и вдохновенному человеку. Витте откровенно поддерживает начинания Мамонтова, ведь оба они сторонники частной железной дороги, которая если превратится в казенное учреждение, погрязнет в коррупции и рутине. К концу двенадцати дневного путешествия стало ясно, что именно Мамонтову предстоит построить дорогу до Архангельска, а затем до Екатерининской гавани.

Еще он горел идеей построить дороги от Петербурга до Вятки, от Томска до Ташкента, устроить конгломерат из заводов, производящих металл и оборудование для дорог. Но не успел. 11 сентября 1899 года Савву Мамонтова арестовали за незаконное использование денег Акционерного железнодорожного общества. Его поместили в тюрьму, где он дожидался суда. Если не вдаваться в детали, то этот великий человек пал жертвой соперничества министра финансов Витте и министра юстиции Муравьева. Чтобы обхитрить оппонента Витте обвинил Мамонтова в том, на что сам лично давал санкции.

На скамье подсудимых вместе с Мамонтовым оказались его младший брат Николай Иванович, сыновья Сергей и Всеволод. Выступления свидетелей подкупали искренностью, люди наперебой, до хрипоты доказывали одно и то же: невиновен! Невиновен! Невиновен! И суд внял, прислушался, услышал. Мамонтова оправдали.

Все акции железной дороги были переданы в казну. По случайному (случайному ли?) стечению обстоятельств по дешевке их скупили многие родственники Витте и его жены. Все имущество Саввы Ивановича было опечатано, затем, в 1903 году, распродано, а сам он сделался банкротом. Богатая коллекция искусства была поделена между Третьяковской галереей и Русским музеем, многие картины попали в частные руки. Скульптуры Антокольского купил Рябушинский.

Сразу после ареста Частная опера оказалась на грани выживания. Все имущество было вывезено, распродано, сдано в аренду. Актеры, музыканты, художники на собственные паи организовали Товарищество Русской частной оперы, какое-то время пытались выживать, но в 1904 году театр закрылся окончательно. Но след, который он оставил и опыт, который он преподал всем вокруг, уже нельзя было забыть, стереть, переиначить. По словам композитора Бориса Асафьева, его существование стало «поворотным пунктом в истории не только русского оперного спектакля, но и всей истории русской оперной музыки».

Обрушившиеся на семью Мамонтовых несчастья показали истинные лица тех, кто окружал их все эти годы. В то время как Валентин Серов обивал пороги, выгрызая право на аудиенцию у Императора, чтобы просить, умолять за Савву Ивановича, Коровин, старая зазноба Мамонтова, срочно сжигал все письма и рвал фотографии, чтобы отвести от себя все подозрения в связи с этим человеком. Спустя годы, мучаясь от нервной болезни возникшей после смерти брата, Коровин будет состоять в переписке с Мамонтовым. В ответ на жалобы на здоровье, Мамонтов с присущей ему мудростью ответит односложно: «Гадости, конечно, утомляют, а потому делать их не надо». С обоими предателями он возобновит контакт. Они будут каяться, умолять о прощении. Но тот будет лишь великодушно позволять с собой общаться, о былой близости и речи не будет.

С Мамонтовым осталась вся Москва и, конечно, преданные выходцы из Абрамцевского круга: Поленов, Васнецов, Серов. Его приглашал Станиславский на репетиции, его звали на все вернисажи смотреть новое искусство, к его мнению неизменно прислушивались. Он вроде как снова начал жить почти полной жизнью. Но суд и навет, предательство Витте и близких людей, смерти обожаемой дочери Верушки (та самая Серовская «Девочка с персиками»), жены, сына, внука сильно ударят по здоровью.

В середине 1915 года в газете «Русское слово» появилась статья Власа Дорошевича, где он писал: «Два колодца, в которые очень много плевали, пригодились. Интересно, что и Донецкой, и Архангельской дорогой мы обязаны одному и тому же человеку. “Мечтателю” и “Затейнику”, которому очень много в свое время доставалось за ту и за другую “бесполезные” дороги – С.И Мамонтову». И дальше: «И вот сейчас – то, что казалось пустыми затеями, то в 1915 году оказалось самым жизненным, самым насущным государственным предприятием». А в конце: «И как с благодарностью не вспомнить сейчас … “московского Медичи” … С.И. Мамонтова. Он должен чувствовать себя теперь счастливым. Он помог родине в трудный год. Есть пословица у нас: кого люблю, того и бью. Должно быть, мы очень “любим” наших выдающихся людей. Потому что бьем мы их без всякого милосердия».

Умер Савва Мамонтов в Москве, 24 марта (6 апреля), похоронен был в Абрамцево. Рядом с сыновьями, дочерью, внуком и женой.