Продолжаем погружаться в вопросы формирования стоимости произведения. Ниже говорим о вполне объективных технических критериях, провенансе и погоде на рынке искусства.
Существует несколько вполне объективных критериев определения качества картины, впечатления от нее. Как это влияет на стоимость?
Подлинность. Самое первое и основное. Здесь все и просто и сложно одновременно. С одной стороны, без заключения уважаемых экспертов картину сложно считать подлинником. С другой – даже экспертиза не дает 100% гарантии правильности своего решения. Существует множество подводных камней, таких как мастерство фальсификаторов, недостаточность технологических возможностей экспертизы, плохое понимание творческого пути автора и его частной истории. Мы всегда должны держать в голове, что две мировые войны в XX столетии перемешали все художественные артефакты, убив и воскресив частное коллекционирование. И порой свести концы с концами оказывается действительно чрезвычайно сложно. Произведения «всплывают» на рынке внезапно и это вовсе не значит, что перед нами фальшивка. Возможно, у него был сложный, тернистый путь. Но если отбросить все условности, то экспертное заключение, а желательно несколько, дает владельцу художественного произведения право считать, что он владеет подлинным искусством.
Завершенность. Немаловажный и, на первый взгляд, сугубо технический аспект. Коммерческая привлекательность картины напрямую зависит от того, завершена она или нет. Слово «незавершенный» в среде коллекционеров вызывает нервозность. При этом современный зритель не предъявляет к произведению строгого требования завершенности, как было, скажем в XIX веке (модернисты и тут хорошо поработали). Коллекционеры, однако, слыша, что работа не завершена, сразу задаются вопросом: а почему? Может, автор бросил ее писать, потому что она не устраивала его? или он переключился на что-то другое, более перспективное? Исключения составляют разве что произведения, в процессе работы над которыми художник умер.
Реставрация. Спорный и болезненный вопрос, поскольку реставрация часто откровенно портит потрепанное временем произведение, делая его едва ли не хуже, чем оно было до начала вмешательства. С одной стороны, реставрация восстанавливает эстетическую ценность объекта, делает его более ярким, физически прочным, но, с другой стороны, реставратор вторгается в пространство мастера, словно пишет за него. И произведение уже становится выполненным в соавторстве. Реставрация бывает разная: ради устранения повреждения или реставрация-чистка (замена лака, удаление грязи, пыли). Это крайне сложный и ответственный процесс. Тем не менее, любые упоминания о реставрационных работах, проводившихся с произведением искусства, способно иметь катастрофические последствия для его цены.
Размер. В узких кругах считается проявлением дурного вкуса тяга к масштабным полотнам. Однако есть другая сторона, и имя ей статистика: дороже стоят картины большего размера. Здесь есть два принципиальных момента. Во-первых, даже большой размер должен быть не настолько большим, чтобы не проходить в дверные проемы или не умещаться на стене гостиной. И во-вторых, существует такое понятие как ювелирная работа: когда автор пишет картину малого формата, но настолько искусно выписывает каждую деталь и черточку, что невозможно взгляд отвести. Такие произведения невероятно ценные. Но если мы проведем мысленный эксперимент и возьмем два произведения одной эстетической и исторической ценности, то дороже стоить будет бОльшее.
Оформление. Нельзя недооценивать воздействие, которое способна оказать правильно подобранная рама. Она может повысить стоимость произведения, и иногда даже существенно. Есть негласное правило: картина и рама должны соответствовать друг другу. То есть, если перед нами живопись XVIII века, то правильнее и выгоднее всего для последующей продажи будет ее оформить в раму того же периода. Очевидно, что дороже всего уходят произведения, раму для которых подбирал сам художник. Сегодня на рынке имеет место быть и другая тенденция: сочетать несочетаемое и вставлять в старинные рамы относительно современные работы. За счет контраста и в угоду вкусу наших современников такие ансамбли производят должное впечатление. Но вот неудачно подобранная рама способна буквально разрушить все волшебство произведения и сделать все, чтобы оно «не смотрелось» категорически.
Эмоциональное воздействие. Если картина вызывает эмоциональный отклик, она будет продаваться. Часто художник ставит перед собой цель – воззвать к простым человеческим эмоциям: грусть, восторг, обреченность. Не обязательно на картине должна быть трогательная или трагическая сцена; многие смахивают слезы рядом с пейзажами и портретами. Художник задевает струны человеческих душ, и это важнейший аспект его успеха у публики. Живопись, заставляющая человека переживать эмоциональный опыт, сродни литературе или театру. Как аристотелевский катарсис – переживание прекрасного, высвобождение эмоций, очищение и возвышение над собой прежним.
Цвет картины. Казалось бы, при чем тут цвет. Но есть не одно исследование, подтверждающее, что картины в ярких и жизнерадостных тонах продаются лучше и стоят больше. Это еще один факт, иллюстрирующий, почему импрессионисты так популярны у коллекционеров. Их картины наполнены цветом. И даже тени, отбрасываемые изображенными объектами, наполнены цветом. В XXI веке дороже всего продаются те, кто делал ставку на колористику (фовисты и экспрессионисты): Матисс и Вламинк, Явленский и Дерен, Марк и Кандинский. Даже Пикассо продается лучше всего в ярких красках, а это примерно 1930-е годы, когда самыми хитовыми цветами были синий и красный. Красный имеет огромную силу над нашим мозгом, он делает объекты притягательными и даже соблазнительными.
Провенанс – происхождение и история владения произведением. Именно провенанс подтверждает подлинность искусства. И если он непрозрачен, вызывает вопросы или содержит пробелы, коллекционер отнесется к такому произведению с подозрением. Даже если техническая экспертиза подтвердит оригинальность. Произведения, которые всплывают из ниоткуда, вызывают много вопросов.
Как мы уже упоминали, XX век – столетие двух мировых войн, когда воинственные режимы отбирали, национализировали, незаконно продавали, уничтожали искусство. Многие произведения перемещались хаотично, другие – прятались, вывозились, подлинники выдавались за фальшивки… Неразбериха оставила след и на истории перемещений и владения произведений. Но мы всегда должны держать в голове одну вещь – любые локусы, пустоты и несостыковки в истории владения и перемещения произведения ставят под сомнение его подлинность, а, значит, и финансовую ценность.
Реституция – процесс возвращения произведений искусства потомкам частных лиц (в основном жертв Холокоста), чьи коллекции были незаконно изъяты во время Второй мировой войны. Большая часть такого искусства осела в крупнейших музеях Европы. При этом сделки, которые совершались после войны, и которые привели эти произведения в музеи, как правило, легитимны. И сегодня многие серьезные институции вынуждены расставаться с жемчужинами своих собраний и передавать их наследникам тех, кто когда-то владел ими.
Мировое сообщество поставило перед собой задачу (и зафиксировало ее документально) – вернуть искусство законным владельцам. В 1998 году 44 государства подписали так называемые Вашингтонские принципы, по которым обязывались возвращать бывшим владельцам незаконно изъятые у них картины и после истечения срока давности. Речь, безусловно, идет о произведениях высочайшего класса. Иски посыпались, как из рога изобилия, многие дела приобретали очень громкую огласку. А сразу после принятия решения о возвращении произведения, оно моментально отправляется на торги, вызывая колоссальный интерес и устанавливая ценовые рекорды, ведь коллекционеры готовы буквально биться за них.
Так было, например, с работами Густава Климта, которые были возвращены Марии Альтман, племяннице коллекционера Фердинанда Блох-Бауэра, чью жену неоднократно писал Густав Климт. Сложно описывать все нюансы резонансной судебной тяжбы, но решение было вынесено в пользу Марии, и величайшие произведения XX века были вывезены из Бельведера. Вся Австрия ситуацию восприняла, как национальную трагедию. Спустя несколько месяцев картины появились на торгах Christie’s, а знаменитый портрет «Адели Блох-Бауэр II» был продан напрямую Рональду Лаудеру за 135 млн.$
Данная тема вызывает много вопросов и непонимания. На практике оказалось, что иски евреев, например, вызывали больше сочувствия, чем иски других европейцев. Многие не уверены, справедливо ли отнимать у музеев произведения, честно приобретенные ими для коллекций и выставленные на всеобщее обозрение. Часто подобные дела крайне неудобные, ставят всех участников процесса в неловкое положение, вскрывают нелицеприятные детали жизни, бередят давно зажившие раны…
Кражи искусства в истории не такая уж редкость. А сколько захватывающих фильмов снято о гениальных ограблениях музеев класса Лувра. По сценарию за организацией подобного преступления всегда стоит некий богатый человек, желающий единолично обладать невероятно дорогим искусством. Будем честны, таких «благородных мафиози» в реальности не существует. Потому как все, кто привык зарабатывать огромные деньги (любым образом), понимают, что перепродать такое произведение будет просто невозможно. Стоимость его, запертого в какой-нибудь ячейке или даже украшающего стену виллы на островах Карибского бассейна, будет ничтожна. Его нельзя выставить на аукционы или показать экспертам, его сразу же узнают. Поэтому кража искусства в современном мире – дело не только рисковое (хотя и реальное), но и финансово невыгодное.
Меняется ли стоимость легально продаваемого искусства, которое ранее было кем-то украдено или в его отношении предпринимались подобные попытки? Если оно не было при этом повреждено, то, скорее всего, скандал способен еще больше задрать цену. Крупные кражи происходят и в наше время, когда система учета произведений искусства весьма развита. Большинство из них связано с хищением музейных коллекций, но бывает и по-другому. В 2015 году в Мадриде была украдена часть собрания Хосе Капело, а именно 5 картин его знаменитого друга Фрэнсиса Бэкона, которые на момент кражи были оценены в 33 млн. $. Украденное несколько раз пытались сбыть, но, естественно, ничего не получалось. В конечном счете, спустя год организаторы кражи были задержаны, а произведения за это время еще больше выросли в цене.
Найденные картины. О существовании некоторых произведений мы знаем только по заметкам, гравюрам, фотографиям и случайным упоминаниям. Они могли быть утрачены по разным причинам: пожары, смерть или срочный отъезд владельцев. Картины часто теряются среди вещей наследников, которые даже не в курсе, что владеют действительно дорогим искусством. Произведения дарятся или завещаются самими авторами друзьям и близким, которые их хранят, а затем они пропадают в пучине житейских обстоятельств, и огромная удача, если какое-то из них вновь попадает на рынок.
Есть еще так называемые «спящие картины» (профессиональный сленг арт-дилеров). Это произведения искусства, которые не были утеряны физически, но вот авторство их не установлено или утрачено. Подобные «открытия» оживляют рынок, пресытившийся однообразием.
И вот мы добрались до самого важного. Перед нами Его Величество Рынок искусства. Он, как известно, непрозрачен, здесь царят свои законы и правила, есть свои институции и регуляторы, свои теневые стороны, и да, здесь далеко не всегда все решается по очевидным правилам. Кто и как играет на этом рынке?
Коллекционер, пожалуй, главное действующее лицо. Это тот, кто покупает искусство, и именно он приводит рынок в движение, ведь у него есть ресурс – деньги. Подробный портрет современного коллекционера мы описывали в одной из наших публикаций.
Классический коллекционер – промышленник из богатой семьи, имеющий достаточно свободных средств, чтобы предаваться столь дорогостоящему удовольствию, как собирательство искусства. Примеров таких коллекционеров много: Генри Осборн Хавемейер, Пол Меллон, Поттер Палмер, Сэмюэл Кортолд. В России самые громкие фамилии – братья Щукины и Морозовы. Их личные симпатии проложили дорогу к известности многим молодым художникам. Меценатство – важнейшая черта таких людей. Они действуют не только и не столько во имя будущей финансовой выгоды, не только и не столько во имя своей коллекции, сколько во имя развития искусства в целом. А спонсирование талантливых художников – огромный вклад в формирование культурного наследия всего человечества.
Настоящая коллекция – это самостоятельное произведение искусства, не сводимое к составным ее частям. Как симфония, состоящая из множества фрагментов, которые и по отдельности неплохо звучат, но в контексте большого произведения – просто гениальны. Ради владения определенными вещами настоящий коллекционер идет на любые сделки, и деньги уходят для него на очень далекий план, ведь тот восторг, что он может испытать от долгожданного обладания заветной вещью, несравним ни с чем.
Идеальным финалом собирательской деятельности считается передача коллекции музею. Таким образом, коллекционер вписывает свое имя в историю, а себя делает бессмертным. Гениальные собрания Сергея Щукина и Ивана Морозова, практически не пострадавшие и во время Революции и войн, находятся в ГМИИ им. Пушкина и Государственном Эрмитаже. Оба были национализированы. В Метрополитен-музее разместилась коллекция сахарного магната Хейвмайера. В Национальной галерее Вашингтона – часть коллекции Пола Меллона. Эти имена и по сей день громко звучать в стенах крупнейших мировых хранилищ искусства.
Если давать строгое определение, то это лицо (компания), которое покупает и продает искусство или выступает в качестве посредника между покупателями и продавцами. Первым человеком, сумевшим легитимизировать данную профессию и разбогатеть на этом поприще, стал Поль Дюран-Рюэль (о нем мы подробно писали тут (ссылка)). Он открыл миру импрессионистов.
До середины XIX века торговцы искусством выставляли на витрины своих галерей только проверенное старое искусство, которое само по себе не требовало дополнительного «продвижения». Арт-дилер, в отличие от продавца искусства, открывает новые рынки, а, значит, являет миру сложное, новаторское искусство.
Дюран-Рюэль был гениальным для своего времени продавцом и маркетологом. Он действовал всесторонне, старался дать подспорье художникам, в которых поверил сам. Он был одержим желанием убедить консервативных французов в том, что импрессионисты прекрасны. Дюран-Рюэль назначал любимым авторам дотации, снимал квартиры, искал заказы. Он делал все, чтобы они могли в относительном спокойствии работать. Коммерсант провел не одну провальную выставку, уходя в минусы по всем статьям и ставя под удар свою репутацию, прежде чем к его подопечным пришел успех. Он подарил им мировую славу, устроив ошеломительные выставки в США.
Могущество арт-дилера в XX веке только увеличивается. Арт-дилер выводит на рынок новый товар, лишенный ясной объективной ценности, и в этом, конечно, заключается основная проблема его работы. Предмет искусства обретает ее только после того, как находит покупателя, и ровно в том размере, который платится за нее.
В XXI веке грамотный арт-дилер – это и бизнесмен, и шоумен, и маркетолог, и бренд-менеджер, и, конечно, талантливый психолог, знающий слабости и особенности аудитории, на которую он работает. Его фигура способна существенно повысить стоимость искусства, ведь бренд произведения создается не только его автором, но и дилером, который особенно удачно его продал. Сегодня коммерсанты от искусства завлекают покупателя тонкими и хитроумными ходами, превращая свои галереи в подобие музеев, собирая выставки, целью которых становится продажа двух-трех ценных полотен. Остальные экспонаты создают фон и исторический контекст, подчеркивая ценность произведений. Здесь работают полномасштабные команды из профессионалов, выстраивающие все это пространство, в том числе, информационное, чтобы провести 2-3 успешные сделки.
Это старейший и до сих пор один из самых надежных способов приобретения искусства. История аукционов – это три столетия непрерывной борьбы двух британских мастодонтов Christie’s и Sotheby’s. Есть еще авторитетные (и старые) Bonhams, MacDougall’s, Стокгольмский аукционный дом, Bukowskis Но именно битва двух первых завораживающе прекрасна.
У аукционов есть ряд ключевых преимуществ. Во-первых, репутация, которой они дорожат, что минимизирует вероятность попадания на торги искусства сомнительного качества (однако, случается всякое, некоторые случаи мы рассматривали в одном из материалов (ссылка)). Во-вторых, престиж. В-третьих, надежные связи с лучшими экспертами в мире в самых узких нишевых категориях. В-четвертых, страховка от подделки: если в течение пяти лет после приобретения предмета искусства появятся неопровержимые доказательства его фальсификации, аукционных дом будет вынужден рассмотреть и удовлетворить претензию.
Музеи и арт-дилеры – как заклятые подруги: идут рука об руку, хоть и испытывают зависть и нередко злословят за спиной друг у друга. Дилеры завидуют энциклопедическим знаниям, высокой экспертности музейных сотрудников, возможности соприкасаться с настоящими шедеврами. Музейщики же, хоть и делают вид, что презирают, но на самом деле восхищаются умением арт-дилеров извлекать финансовую выгоду, а продажу искусства превращать в настоящее шоу.
Музей – символ непоколебимости, вместилище материального культурного наследия. Институции живут совсем по другим принципам, чем галереи арт-дилеров, где, как ни крути, во главе стоит коммерция. И произведения в музеях хранятся в основном бесценные. А вот продаются на аукционах чаще всего другие вещи – более эстетичные, жизнерадостные и привлекательные. Об этом мы выше писали.
Когда дилер говорит, скажем, о картине «музейного уровня», коллекционер может напрячься. «Музейный уровень» — это безупречные с точки зрения исполнения, величественные произведения, но часто с удручающе трагическим/остро социальным сюжетом, выполненные в спорной цветовой гамме, монументальные по размеру. И да, они могут прекрасно смотреться в залах музея, но вот будут ли они украшать жилое пространство – вопрос спорный. Но если на торги выставляется произведение, и в гонку за обладание им вступает музей, значит, во-первых, перед нами искусство очень высокого уровня, а, во-вторых, это признание профессионализма дилера или аукциониста, распознавшего настоящую жемчужину.
Сегодня музеи – это не просто гигантские хранилища. Это не только полноценные игроки рынка, но и бренды. Музеи конкурируют друг с другом, заманивают посетителей постоянными и временными экспозициями, интерактивом, собственными изданиями, лекциями, научными и образовательными проектами. Крупнейшие музеи мира открывают свои филиалы и расширяются как внутри страны, так и за рубежом. Лувр теперь есть не только в Париже, но и во французской провинции, и на Ближнем Востоке. Третьяковская галерея имеет представительства не только в Москве, но и в Самаре, Калининграде и Владивостоке.
Как правило, государственные системы налогообложения не способствуют проведению эффективных сделок с искусством. Но везде работают свои механизмы. Какие-то страны явно стремятся обогатить казну, устанавливая драконовские пошлины на ввоз и перемещение искусства, другие, напротив, — упрощают все эти процессы. Но как бы то ни было, все предприимчивые лица стремятся облегчить налоговое бремя, сократить или вовсе избежать налогов. В конце концов большая часть первоклассного искусства оседает в беспошлинных зонах, в так называемых фрипортах – специально оборудованных, оснащенных по последнему слову техники, хранилищах. Как только произведение искусства покидает свободную территорию, на него сваливаются всевозможные налоги. Но пока оно там, оно неприкосновенно. В 2009 году в Женевском фрипорте (старейший в мире) была открыта первая публичная галерея (Simon Studer Art).
Здесь мы нарисовали картину рынка искусства широкими мазками. На рынке существует масса иных явлений (выставки, галереи, механизмы инвестирования, эксперты, каталоги), влияющих и на спрос, и на предложение, мы лишь коснулись в рамках данного исследования основных из них.